Чужая жена - Алексей Шерстобитов

Мы станем очевидцами именно диалога, хотя говорить будет только Арон Карлович. Это диалог, где звучит в основном его голос, а остальные участники внимают, меняя свою внешнюю безгласную реакцию настолько выразительно (гордыня и тщеславие оратора, заметив её, не удержавшись), допускают нить рассказа все ближе и ближе к правде. В конце концов, два направленных к друг другу ручья слились в один бурный поток.

Конечно, услышанное заставило «прыгнуть» мысленно в этот сель, пусть, поначалу и не поверить, хотя бы потому, что такое принято держать в тайне (в тайне же и проделывать). Скажем заранее – история, прозвучавшая из уст мужчины – мозг которого работал сразу в нескольких направлениях: от желания овладеть этим брильянтом красоты и грации, с параллельной победой над соперником, до жажды испытать всплеск страстей, потщеславиться и покичиться, умудрившись, сохранить тайну, создав интрижку, которая могла бы заинтересовать все. И добиться всего этого минимальными затратами…

Последствия скажутся настоящей авантюрой, изменившей многое продолжительной, непредсказуемой, где просчитается каждый, каждый же и окажется прав в своих предположениях, получив гораздо больше надежд и мечтаний. Не думайте над только что прочитанным, ибо будущего до конца не вижу я сам, поскольку не знаю точной развязки, до которой мы постараемся проследить нашу троицу совместно, если она, конечно, останется именно в этом количественном составе…

Перед своим рассказом, ради увеличения эффекта, первый шаг, который сделал тайный ювелир – попытался достать цветы, что получилось, лишь от части – чуть было не случился скандал. Попросив официанта об этой услуге, он услышал, что это невозможно, а если и получится, то история появления растений вряд ли удовлетворит. При более глубоком разбирательстве оказалось: цветы есть, но они собраны в огромный погребальный венок, который необходимо будет отдать на одной из станций.

Это не смутило заказчика, а из-за предложенной им суммы, «развязало руки» исполнителю. Через пятнадцать минут скудный, но красивый букетик преподнесли покорительнице сердец, которая рассматривая его с интересом, заметила:

– Кажется, цветы эти пришлось вырывать с руками и силой. Посмотрите, Андрюша, у них же все стебли в спирали скручены… Впрочем, даже красивее. Так же красивы, как и мои кудряшки. Арончик, вы волшебник!

– Яяя, мадам, не просто волшебник, яяя больше!… – Тут он многозначительно поднял голову, задрав подбородок так высоко, что равновесие дестабилизировалось на мгновение, немного закружив голову. Он быстро справился с овладевшей слабостью, и многозначительно продолжил:

– Яяя – еще и сказочник!

– В смысле пишете, Арон Карлович?!

– Отнюдь, Андрей Викторович, я в них живу, их же и сочиняю…

– Что-то… Как-то… Этооо…

– Ну, хорошо. Я сейчас вам расскажу одну. Что в ней правда, что намек – сами попробуйте разобраться…

Тайна Арона

«Много цветов на дереве, да много ли дадут плодов…»

(Преподобный Симеон Новый Богослов)

Выпив подряд две по пятьдесят коньячка для смазки связок, Арон Держава ворвался в свой звездный час. Он уже видел примерное содержание рассказа, пока, не собираясь включать в него, ничего из цели своей поездки, и вообще ничего из охватившей его «золотой лихорадки» последних нескольких лет.

Осмотрев внимательно следящую за ним публику, и уже видя блеск в прекрасных глазах особы, которой он уже ни раз обладал в мыслях, представив себя самым выдающимся рапсодом истории человечества – Гомером, с широко «открытыми» глазами, буквально поедающими Марию, начал:

– Друзья мои, вы, наверняка, хоть как-то… да знаете историю нашей Великой Державы…

– …

– …

– Так вот, на заре образования нового государства, после падения императорской России, моему прадеду довелось волею судеб, стать, а он был выдающимся знатоком искусств, в особенности того, что делалось из дорогостоящих материалов… Так вот-с… Он был знаком со многими людьми, ибо помогал им с экспертизами, советами. Однажды… был привлечен самим Троцким да-да, самим! Львом Давыдовичем! Так вот, в его задачу входило определить историческую составляющую ценность, как изделия (сегодня принято говорить «промониторить рынок» спроса на подобную вещь за рубежом, а также проследить весь путь: от транспортировки (сбыта), до попадания вырученных средств на счета «заговорщиков-революционеров», сами понимаете о ком и о чем речь.

Экспроприируемые ценности поступали в количестве, не поддающемся быстрому описанию, к тому же акты приема-передачи заполнялись часто безграмотными людьми или, как минимум, не имеющими к подобной работе ни малейшего отношения, ведь главным цензом их подбора было преданность революции. Дедушка мой, незабвенный Мойша Аронович имел, среди этих возмутителей спокойствия совершенно не запятнанную репутацию, потому как прятал от царской охранки общие средства революционной России, конечно, не забывая себя – ведь должен же быть смысл в подвиге, при отсутствии сопереживания идее.

Процент был настолько микроскопический, что все уходило на содержание его большой семьи… – он имел двенадцать детей, по числу ветхозаветных патриархов, которым приходилось ютиться в двух этажах пятиэтажного дома, а два верхних которого сдавались жильцам, а первый служил помещением для дедушкиного ломбарда и двух магазинов, за которыми присматривала, не превзойденная по добродетелям, бабушка.

Бог – Свидетель, с каким трудом со всеми этими невероятными сложностями, справлялся мой, изумительной доброты и порядочности, дед. Он ведь построил синагогу – первую в городе, он содержал газету, он владел банком, он никогда не жалел подаяния нищим евреям… Тут он невзначай задумался над тем, а были ли такие – но поняв, что это не особенно важно, вздохнув продолжил:

– … И прятал, с великой опасностью для себя, вожаков, этой самой революции.

И что вы думаете, какова была плата за его доброту?! Семья вынуждена была эмигрировать. Семья неплохо, в конце концов, устроилась в Америке и Англии: некоторые, уже выросшие дети, стали теми самыми посредниками, через которых эти самые ценности и приобретали большие, надо сказать, цифры с длинными нулями на счетах известных личностей…

Конечно, благодаря честности и талантам дедушки семья вывезла все имущество. Что было невозможно захватить с собой – было выгодно продано, в зарубежье удачно вложено. Ох! Трудны же заботы по сохранению нажитого и преумножению его! Но дедушка был человеком оптимистического склада характера, хотя не смог забыть нанесенных обид, а поэтому с присущим ему чувством юмора подменял иногда золотые украшения на побрякушки… Но он знал меру! И главное – он знал, что при каждой операции можно иметь свой интерес… Правда, у него их было два. Одни – в виде маленькой официальной доли – он не был жадным на людях. Второй – зависящий только от него. На средства, полученные вторым путем, он открыл небольшой, но надежный банк. Говорят, это предприятие оказалось на удивление выгодным делом, поскольку многие, покидавшие Россию из наших соплеменников, пользовались именно его услугами. Правда, в день расплаты по предъявленным чекам, властям пришлось объявить финансовое учреждение банкротом, через что обнищали и так обездоленные Божии дети. Но я же говорил: дедушка был очень добрым, и какую-то часть все же возместил пострадавшим, которые, кое-как смогли просуществовать на эти средства месяц или два…

Моему глубокоуважаемому дедушке не получилось покинуть пылающую Россию, он оставался приписанным к комиссариату, занимающемуся отъему ценностей. Выполняя свои обязанности, он исколесил всю страну. Наверное, так продолжалось все двадцатые и тридцатые годы. Многие из его соратников уже были расстреляны, кто-то сидел, но он всегда выполнял свою работу, часто даже перерабатывая, именно поэтому его рука всегда лежала на пульсе, давая своевременно знак, что и когда предпринять.

Все его враги гибли раньше, чем могли дедушку в чем-то заподозрить. Настало время, когда слежка за подобными сотрудниками приобрела масштабы тотальной. Собранные для себя сокровища девать было некуда: держать дома – опасно, сбыть – не реально, а удержаться от прежнего изъятия, в своих интересах, из не пустеющих закромов Родины – невозможно!

Мойша Аронович, напомню еще раз имя и отчество этого замечательного человека, от которого я перенял все лучшие качества, был не просто гениален, но и прозорлив! Что же он придумал, спросите вы? Гееениииааальный выход заключался…

На этих словах Арон Карлович спохватился. Он понял, что очень сильно приблизился к тайне, которую хранил, вот уже более полутора десятков лет, считая это безусловно верным, и единственно правильным.